Если взглянуть на фото середины 1920-ых годов, запечатлевших «революционные» праздники в Перми, прежде всего – Первомай, то обращает на себя внимание скромность антуража и малочисленность участников. Создается впечатление, что вы видите торжество в уездном небольшом городке. Впрочем, по сути, так оно и было. В то же время, демонстрации и митинги в Свердловске приобретают почти «столичный» размах. Например, 1 мая 1925 года в столице Урала прошла не только многолюдная демонстрация, но и «карнавал», и спортивный праздник с велопробегом – все, как в Москве.
1_мая1926 года в Перми, фото из фондов пермского краевого госархива
Перми же оставалось довольствоваться малым: к 1925 году она окончательно стала типичным провинциальным «нэпманским» городом. Славная история губернского центра осталась в прошлом. По итогам административной реформы, территория Пермской губернии вошла в состав огромной Уральской области со «столицей» в Свердловске. Область была образована Постановлением ВЦИК от 3 ноября 1923 года. В нее вошли территории бывших Пермской, Екатеринбургской, Челябинской и Тюменской губерний. На момент образования площадь Уральской области превышала 1 тыс. 650 тысяч квадратных километров, население – 6 млн. 380 тысяч человек. Пермь являлась центром одного из 16 округов, по-«старому» – уездным городам (в 1930 году округа переименовали в районы).
НЭПовский расцвет: без миллионеров, но с размахом
Хотя знаменитые фамилии дореволюционных миллионеров – Мешкова, Любимовых, Каменских, Грибушиных – оказались стертыми в хрониках новой революционной истории, купеческие традиции давали о себе знать. «Новая экономическая политика» дала в Перми блестящие результаты. В 1923 году на 90 государственных и 239 кооперативных торговых предприятий в окружном центре приходилось 3 тыс. 279 частных.
К 1925 году число частных «фирм» сократилось с 91 до 75% в общем числе торговых предприятий. Впрочем, объяснялось это политикой советской власти, уже начавшей понемногу задумываться о сворачивании НЭПа.
«Одной из причин сокращения частной торговли был переход к твердому денежному обращению, – объяснял своим читателям пермский журнал «Экономика». – Не менее важными были и другие факторы, способствовавшие сокращению частной торговли. А именно—расширение сети государственной и кооперативной торговли и тяжесть налогового обложения и особенно налоговых наростов в виде принудительного размещения облигаций золотого займа, квартирного налога и коммунальных расходов».
«Нэпманов» принуждали слишком щедро «раскошеливаться» в интересах советского государства. Не мудрено, что финансово неустойчивые «лавки» не выдерживали и закрывались. Тем не менее, к середине 1920-ых годов вся мелкая розничная торговля Перми находилась в руках частников.
Дома «валятся», а денег на капремонт – нет (вам это ничего не напоминает?)!
«Превращение» бывшей губернской столицы в окружной центр означало резкое сокращение финансовых возможностей, в том числе – по развитию городского хозяйства. В 2025 году в ремонте, включая капитальный, в Перми нуждались около 500 «муниципализированных», то есть, перешедших в собственность города, жилых домов. На это, по расчетам хозяйственникам, требовалось 90 тыс. рублей, однако «намеченный кредит» не превысил 45 тыс. рублей.
«Поэтому пришлось ограничиться лишь самыми безотлагательными ремонтами, стремясь к сохранению зданий от дальнейшего разрушения и пожарной опасности» – сетовали городские чиновники из Пермского местного хозяйства (ПМХ).
Притом, ремонт домов и школ городские власти ухитрились «завалить» в центральном районе города.
«Некоторые запоздания в отдельных случаях вызваны поздно поступившими заданиями проектов центральных отоплений, отсутствием на местном рынке ряда необходимых строительных материалов (кровельное железо, цемент, котлы для отопления) и наконец, заминками в поступлении денежных средств» – оправдывались хозяйственники.
В 1924-1925 году в Перми «произведено новое замощение гранитом и булыжным камнем» дороги между улицами Чердынской и Парковой в Разгуляе. По новому подъездному пути к Сибирскому тракту поставили более 400 тумб, и «устроили временный мостик-переезд по Шуваловской улице в Новой деревне». «Стройкой века» в середине 1920-ых годов считалось строительство дороги от Перми-II в Мотовилиху. Старая мостовая в центре города пришла «в сильное расстройство» и потому, летом 1925 года ее обновили на протяжении полутора километров, от Перми-II до улицы Биармской (Плеханова). Это стоило городской казне 50 тыс. рублей – и требовалось еще 150 тыс. рублей, «для окончания капитального ремонта этого участка на остальном протяжении до улицы Чердынской» (Клименко).
Мощение ул Кирова в Перми,_июль_1925
Полная стоимость дороги от «железнодорожных ворот» до Мотовилихи обошлась городу в немыслимую по тем временам сумму – полмиллиона рублей.
«Устройство нормального сообщения между Пермью и Мотовилихой, находящихся в периоде срастания друг с другом при посредстве Городских, Крестьянских и Мотовилихинских Горок, заставляет окончательно включить Мотовилиху в административно-хозяйственном и финансовом отношении в городскую черту, – писала пермская пресса. – Так как только при этом условии возможно правильное разрешение основных задач по их благоустройству: планировке, застройке, устройству водопровода, и освещения. Проведение дороги дает также возможность устройства автобусного движения, настоятельная, нужда в коем остро чувствуется населением» …
Регулярного автобусного сообщения пермяки дождались только в мае 1926 года, когда открылся маршрут от станции «Пермь-II» до Разгуляя (несколько позже его продлили до площади Восстания). В первые дни на маршруте ходили только две подержанные машины: английский грузовик «Паккард» и легковой автомобиль «Бразье».
Демографическая «пропасть»
Интересно, что уже в 1920-ых годах пермские ученые начинают «бить в набат» из-за плачевной демографической ситуации в Перми.
«Средняя ежегодная смертность в заграничных городах не превышает 20 человек на тысячу населения, опускаясь в наиболее благоустроенных до 10 и даже ниже, – писал бывший городской голова, а в 1925 – руководитель Пермского «Водоканалтреста» Александр Ширяев. – В наших же городах она колеблется в большинстве случаев в пределах от 25до 40 человек на тысячу населения, доходя в отдельных случаях и до большей цифры. В Перми, в частности, смертность достигает громадной цифры – 40 человек на тысячу населения. Таким образом, в Перми, без Мотовилихинского завода, ежегодно умирает преждевременно круглым числом 1 тыс. 400 человек. Усиленную смертность сопровождает одновременно и усиленная заболеваемость населения, что, в конце концов, понижает общий тонус жизни, создавая обстановку, при которой человеческая природа не способна проявить себя вполне и дать то, что она может».
По мнению Ширяева, Пермь срочно нуждалась в модернизации и постройке новых линий водопровода. Притом, он решительно настаивал, что «повышение тарифов на воду нецелесообразно как с санитарно-гигиенической, так и с экономической точки зрения».
Инженер Александр Ширяев
По тем временам, для уменьшения смертности, основными задачами пермских властей, действительно были улучшение жилищных условий и качества питьевой воды. Главными причинами смертности пермяков тогда были не сердечнососудистые заболевания, а туберкулез, воспаление легких, «врожденная слабость и детское истощение». Число жителей Перми в 1925 году едва превышало 68 тыс. 300 человек и почти не изменилось, в сравнении с 1914 годом (68 тыс. 100 человек).
Естественный прирост населения Перми за пятилетку 1920-1924 года оказался в глубоком «минусе» (-21,2%). Для сравнения: за пять дореволюционных лет, в 1911-1915 годах, он был, хотя и небольшим, но положительным – 2%.
Из провинциального «прозябания» и демографической «ямы» Пермь вытащила начавшаяся индустриализация, потребовавшая сотен тысяч новых рабочих рук на «социалистических стройках»: в 1939 году, впервые за всю историю города, население Перми перевалило за 300 тыс. человек.
