Когда утром 21 декабря 1904 года в Перми мальчишки, разносившие телеграммы информационных агентств, кричали – «сдача Порт-Артура», им, по словам современника, «никто верить не хотел; кроме того, несчастье было так велико, что даже и после прочтения телеграммы не верили»…
«Подвигом артурцев восхищены и друзья, и враги»…
«Со щемящей, ничем неутолимою болью сердца, покоряясь воле Провидения, Русь должна сказать: Свершилось! – писала в передовице номера от 22 декабря 1904 года газета «Уральская жизнь». – Излишне говорить, что Порт-Артур пал, обессмертив себя вечною неувядаемою славою. Русскими защитниками его явлен пример безмерной силы и нетленности человеческого духа. Порт-Артур отныне – гордость не только русских, но и всех людей, в том числе и японцев. Всякий будет с благоговением произносить это имя…
Осадная японская мортира стреляет по Порт-Артуру
Сверхчеловеческая, по всеобщему восторженному признанию, – защита крепости русскими воинами означает возвышение их над всем мирским, слабым, трепещущим, над стихией неодолимого врага всего живого – смерти. Чем восторгаются здесь и друзья и враги? Собою, всем родом человеческим – в лице артурцев!»
Порт-Артур, тела убитых японцев передрусскими окопами
Была ли измена?
Жители Пермской губернии, как и всей России, оживленно обсуждали: Могла ли крепость еще держаться? Не стала ли ее сдача следствием измены? И какую роль сыграл в этом до той поры чрезвычайно популярный генерал-лейтенант, начальник Квантунского укрепленного района Анатолий Стессель, открытки с изображением которого прежде нарасхват продавались в провинциальных городах России, в том числе – Перми и Екатеринбурге?
После падения Порт-Артура западная пресса на все лады восхваляла Стесселя, сдавшего крепость японцам. Британская «Дейли Телеграф» писала, что «осада покрыла Стесселя неувядаемой славой: он сделал все возможное и оказал большие услуги отечеству». Начальник штаба армии Австро-Венгрии Бек заявил журналистам, что «конечно, есть и другие заслуженные герои в этих боях, но Стессель совершил истинно грандиозный подвиг и принадлежит к тем полководцам, которые заслуживают памятника в военной истории». Поначалу такие же восторженные оценки давали полководцу, отдавшему приказ о сдаче Порт-Артура, и в России.
Вскоре, однако, выяснилась крайне неоднозначная роль главы укрепрайона в сдаче крепости: вместо «памятника» замаячил призрак военного суда.
Командир Порт-Артурской крепости генерал-лейтенант Константин Смирнов
«Когда в конце апреля 1904 года Порт-Артур был отрезан от русской армии, Стессель фактически уступил власть Смирнову (комендант Порт-Артура – «Солевар»), но в своих донесениях умел представить дело так, что вся честь доставалась ему, – писал вскоре после окончания Русско-Японской войны известный русский публицист Василий Водовозов. – С ноября месяца Стессель стал подготовлять общественное мнение Порт-Артура к идее сдачи; для этого он оглашал документы, свидетельствовавшие об опасности положения; в декабре приказал без особенной нужды сдать форт № II, потом форт № III. 7 декабря генерал Смирнов отправил главнокомандующему донесение, являющееся обвинительным актом против Стесселя. 16 декабря на военном совете Стессель выразил готовность сдать крепость, но встретил противодействие со стороны Смирнова и других; сдача большинством голосов была отвергнута. Тем не менее, 19 декабря Стессель вступил в переговоры с командиром японской армии, осаждавшей крепость, и подписал капитуляцию. Войска сданы в плен, оружие и припасы также отданы, имущество порт-артурцев брошено на произвол судьбы, и только сделана оговорка о личном имуществе Стесселя, которое японцы позволили вывести. Сначала в России и в Европе популярность Стесселя еще держалась; во Франции собирались пожертвования на поднесение ему почетной шпаги. Но очень скоро обнаружилось, что военные и съестные припасы не были израсходованы, и крепость могла еще сопротивляться»…
В сентябре 1906 Анатолий Стессель был уволен в отставку, а в 1907 под давлением общественного мнения отдан под суд, который в 1908 приговорил его как главного виновника капитуляции к смертной казни, замененной 10-летним заключением.
Заседание Верховного военно-уголовного суда по делу о сдаче японцам Порт-Артура
Пермяк – долгожитель, герой Порт-Артура
Среди участников обороны Порт-Артура были и пермяки. Один из них к тому же оказался долгожителем: еще в конце 1960-х на станции Григорьевская жил и с удовольствием общался с журналистами из областного центра старый русский моряк Кирилл Кириллович Софронов.
«Многое в жизни повидал этот почти девяностолетний невысокий коренастый старик, – говорилось о нем в заметке, помещенной в «Календаре-справочнике Пермской области на 1967 год». – Родился К. К. Софронов в Соликамске. С ранних лет пришлось работать, а потом взяли на действительную службу в царскую армию. Когда началась русско-японская война, его отправили на Дальний Восток…
Рассказчик хорошо помнит адмирала С. О. Макарова, генерала Р. И. Кондратенко и других видных военачальников русской армии и флота. Видал на корабле наш земляк и художника-баталиста В. В. Верещагина. «На моих глазах потонул крейсер «Петропавловск», — говорит он. – Все, кто не ушли на дно морской пучины, плыли по воде, а японцы со шлюпок добивали плывущих».
За храбрость и геройство в боях за оборону Порт-Артура командование наградило ефрейтора Софронова Георгиевским крестом четвертой степени и двумя медалями. Вернувшись на Урал, Кирилл Кириллович 25 лет проработал на железнодорожном транспорте: вначале был путеобходчиком, затем работал старшим кондуктором на товарных и почтовых поездах, а позже – бригадиром пассажирского поезда».
С поезда – в бой
В 1904 году в газетах Пермской губернии нередко печатали отрывки из писем солдат – пермяков. Один из них, участник боя при Вафангоу, нарисовал яркую картину своего «боевого крещения»:
«Я, пишущий эти строки, попал во вновь сформированный полк в городе Тобольске, где мы и стояли до вскрытия реки Иртыш. За все время пребывания в этом городе мы только и слышали о достоинствах японского солдата: о его смелости, храбрости, ловкости и что по учению японской религии жизнь они не только не ценят, но радостно идут на смерть. Подобные слухи брались частью из газет, частью от разных «всезнаек», а в большинстве, как говорится, «с ветра». Но, тем не менее, на нас, солдат, они действовали удручающе.
– Господи! говорили мы между собой, да что же это за особенные такие люди? Как же драться-то мы с такими «сверхчеловеками» станем!?»
По прибытии в Маньчжурию, полк, буквально десантировавшись из вагонов, вступил в бой с наступающими японцами:
«Начальник эшелона подполковник Абуладзе рассыпал две роты в цепь, остальные остались в резерве. Хотя позиция была и неудобна, но выбирать было не из чего. Полетели японские пули через наши головы с характерным звуком: «виу- виу»…
Подполковник Гиго Абуладзе
Говоря по совести, было жутко, тем более, что мы еще не получили приказания стрелять; солдаты молча переглядывались, ожидая команды. Наконец, она была дана и заговорили наши «магазинки».
С первым выстрелом страха как не бывало: солдаты так стали увлекаться, что пришлось даже сдерживать. Первой жертвой боя сделался, любимый всеми солдатами, подполковник Абуладзе, мир его праху и вечная память отцу – командиру!
Вот так-то я и получил «боевое крещение»…
Посылки из тыла: чай, сахар, табак…
Между тем, в Пермской губернии продолжался массовый сбор пожертвований для солдат, воюющих в далекой Маньчжурии.
В Екатеринбурге канцелярские чиновники окружного суда по инициативе своего сослуживца сделали между собой подписку:
«На собранные деньги приобрели табаку и гильз, набив табаком 5 тыс. штук папирос, и послали в подарок нижним чинам на театр военных действий, на Чаолинский перевал, в 3 корпус 11 стрелковый Восточно – Сибирский полк, в полевую канцелярию добровольцу K. С. Никитину, сыну старшего лесничего Верхне – Исетских заводов, для раздачи на позициях солдатикам». В Перми «дамский кружок» также собирал вещи, необходимые для солдат. Более всего от жертвователей были нужны: холст для портянок, сапоги, серый или песочного цвета ситец, бязь, чай, сахар, табак…
Говорим «сибиряки», подразумеваем «пермяки»
Начиная с первых чисел января 1905 года, почти ежедневно из Перми начинают эшелонами отправляться на Дальний Восток по железной дороге части сформированного в губернском центре батальона из запасных чинов. К слову, многие уроженцы Пермской губернии служили в восточно-сибирских стрелковых полках. Поэтому, когда в исторической литературе упоминаются «отважные сибиряки», следует понимать, что среди них было немало уральцев.
«Пермские губернские ведомости» в январе 1905 года сообщили о неожиданном «обнаружении» родственниками одного из пермяков, которого считали убитым:
«В списке убитых и раненых № 5, приложенном к газете «Русский Инвалид», значится убитым 17-18 апреля 1904 года под Тюренченом пулеметной роты 3-й восточно-сибирской стрелковой дивизии младший унтер-офицер Иван Осипов, происходящий из крестьян кунгурского уезда, асовской волости, деревни Молебки, о чем своевременно и было объявлено его родственникам. Между тем родители Осипова в октябре месяце минувшего года неожиданно получили от него письмо из города Мацуямы в Японии о том, что он был тяжело ранен в грудь и остался на поле сражения. А затем был взят в плен японцами и отправлен ими в Мацуяму, где он находится в настоящее время, вполне оправившись от полученной им раны».
Не вернувшиеся с маньчжурских полей
В числе известных пермяков, погибших на фронтах русско-японской войны в 1904 году, историк и краевед Владимир Верхоланцев называет: лейтенанта Ермия Маллеева (погиб 31 марта на миноносце Страшный»), подпоручика Владимира Заева (об удивительной судьбе братьев Заевых «Солевар» рассказывал в отдельном материале.
А также – капитана Константина Попова, бывшего пермского пристава Григория Пичугина, поручика Ивана Балмышева.
Капитан Констнтин Попов
Поручик Иван Макарович Балмышев,
Известно, что капитан 216-го Инсарского пехотного полка Константин Федорович Попов был убит в бою у деревни Чанчжуанцзы 3 октября 1904 года. Подпоручик Григорий Андреевич Пичугин, служивший во 2-м Читинском Сибирском пехотном полку, в августе 1905 года был исключен из списков как погибший в сражении с японцами (Верхоланцев указывает датой его гибели 9 декабря 1904 года).
Поручик Иван Макарович Балмышев, из крестьян Пермской губернии, был призван из запаса на службу в 35-й пехотных Брянский полк в июле 1904 года. Участвовал в Ляоянском сражении 17-18 августа в бою на реке Шахэ 26 сентября – 2 октября, где был ранен и от полученных ран скончался в госпитале Дворянского отряда Красного Креста.
Подполковник Гиго Антонович Абуладзе, которого упоминает в своем письме оставшийся для нас безымянным солдат-пермяк – был человеком яркой и богатой событиями судьбы. Он родился в дворянской семье Кутаисской губернии, с юных лет мечтал о судьбе военного. Мечта его сбылась: в 1877-1878 году, в чине прапорщика, он участвовал в победоносной русско-турецкой войне (в составе 153-го пехотного Бакинского полка). Русско-японскую войну встретил, командуя 38-м Тобольским Сибирским пехотным полком, и героически погиб в бою при Вафангоу 2 июня 1904 года – здесь он и был, в братской могиле, предан земле.
После падения Порт – Артура все внимание русской общественности было приковано к Маньчжурии: от командующего русской армии Алексея Куропаткина ждали решительного, победного боя. Кроме того, большие надежды связывались с идущей на полных парах к театру военных действии Второй Тихоокеанской эскадрой генерала Зиновия Рожественского. На горизонте замаячили призраки Мукденского и Цусимского сражений…
Вице адмирал Зиновий Рожественский
