Пермяк Михаил Туркин прожил довольно типичную и бурную жизнь русского профессионального революционера-большевика начала 20 века. Маёвки, тюрьмы, подполье, ссылки, заграница, революция, Гражданская война, крупные посты на родине, болезнь, отставка, смерть, забвение. Под репрессии не попал, но и в пантеон героев не угодил. А ведь по биографии можно и боевик и трагедию снимать. Об одном из основателей красных маёвок в Перми – в нашем материале.
В 1898 году в Пермской губернии группа уральских социал-демократов организовали и провели две первые маёвки. К следующим Первомайским мероприятиям революционеры смогли подготовиться только через три года, зато основательно – в подпольной типографии напечатали прокламации. С этого времени, считают историки, и начинается в Прикамье так называемая «листковая» агитация. В 1903 году общий тираж подпольных первомайских листовок превысил шесть тысяч экземпляров. Активное участие в подготовке и распечатке агиток принимал Михаил Туркин.
И тут старший брат виноват
Михаил Павлович Туркин родился в 1887 году в семье мещан. В революционную деятельность его втянул старший брат в 1902-м, когда Мише только исполнилось 15. Ещё через год он получает свой первый тюремный срок. Но выйдя на свободу, вновь участвует в майской демонстрации 1905 года и снова оказывается в тюрьме. Вот так, потом Туркин опишет эти события в автобиографии:
«Меня арестовали за участие в демонстрации 18 мая в Перми. Месяца через полтора мы получили в тюрьме первую листовку, отпечатанную «типографским» способом, на примитивном ручном станке изготовленным товарищами рабочими из Мотовилихинского завода. В октябрьские дни нас освободила толпа и я снова принялся за революционную работу… От ареста после Мотовилихинского восстания мне удалось отшататься. В организации не осталось почти никого: многие были арестованы, другие скрылись. Я работал большей частью в Перми. В феврале (точно не помню) в Пермь приехал Михалыч — Свердлов»
Для Свердлова Туркин стал проводником. Вместе с Яковом Михайловичем он принимает участие в организации нелегальной типографии. И вновь обратимся к автобиографии Туркина:
«Типография была на окраине. Со мной работала Колеватова, и её двоюродный брат, бежавший с каторги, куда был осуждён за убийство в драке… Проработали недели две-три и были арестованы благодаря глупости парня, который вёз в «технику» (так революционеры называли между собой подпольную типографию) бумагу, а может быть и благодаря его предательству. Через полгода его освободили и потом он был в охранке. В 18-м году мы его расстреляли…»
Сел на картошку…
В конце концов Туркин оказался в ссылке в Сибири. Сохранилось его письмо, которое он пишет из Туруханского края своему знакомому в Кунгур, вскоре после того, как его за провинность с поселения на Ангаре, переводят в одиночную камеру Красноярской тюрьмы.
«Милейший А.О.! Могу тебя обрадовать: судьба мне опять (который уж раз!) улыбнулась… самой что ни на есть кислой улыбкой. 10-го февраля арестовали и 15-го вверили в одиночку Красноярской тюрьмы. “Что день, грядущий мне, готовит” – не знаю, так как не знаю за что, как и к чему меня привлекут. Во всяком случае, несколько месяцев протрубить придется. А потом… потом хоть ничего да будет. На этом пока и приходится успокоиться. Такова ситуация.
Настроение первые дни тюрьмы было самое собачье. Уж очень, брат, обидно! Жил себе человек в медвежьем углу, ни о чем “потрясающем основы” не думал (да и думать-то уж там не к месту) и самое преступное – от водки с грехом пополам воздерживался, и вдруг!.. На Ангаре вообще публика жила самым скромным манером и ни о каких возмущениях не помышляла, кроме “выступлений” в пьяном виде. Между прочим, один из арестованных товарищей хочет мотивировать свою просьбу об отправлении его обратно на Ангару тем, что у него там осталась… четверть недопитой водки (!). Очень сожалею, что и я не могу представить такой “серьезной” и заслуживающей внимания мотивировки!..
Ехал я в ссылку, и в голове моей родились самые смелые мысли: отдохну! подкормлюсь! нагуляю жиру!.. Приехал и.… сел на картошку”.
И действительно очень скоро Туркин из ссылки сбежит, а затем и покинет пределы России. Вначале он обоснуется в Лондоне, потом переберётся в Цюрих.
А после февральских событий 1917 года он в пломбированном вагоне с другими революционерами, вслед за Лениным возвращается в Петроград. Правда, это не ленинский поезд, а следующий, но путь тот же – закрытым вагоном через Германию. Затем октябрьский переворот и вождь революции лично направляет Туркина в Пермь.
Когда наш город заняли белые войска адмирала Колчака, он вместе с местным большевистским начальством эвакуировался в Вятку, откуда был направлен обратно на Урал, в тыл к белым, резидентом на Алапаевские и Невьянские заводы. Перейдя через линию фронта, Туркин осел в Лысьве, так и не доехав до места назначения. Там же он и дождался возвращения Красной армии. В 20-е годы Туркин делает неплохую карьеру, становится секретарём Пермского губкома (губернского комитета большевистской партии) и редактором газеты «Звезда». Однако вскоре его отправляют по болезни на пенсию. А затем, вероятно, из-за связи с Гавриилом Мясниковым, и исключают из партии.
Для справки.
Гавриил Ильич Мясников — рабочий-революционер, публицист, один из лидеров мотовилихинских большевиков. Инициатор расстрела великого князя Михаила Александровича. Член ВЦИК. 20 февраля 1922 года был исключён из партии большевиков, но продолжал вести пропаганду в Мотовилихе и соседних регионах. В 1930—1944 годах жил в эмиграции во Франции. 18 декабря 1944 года, получив приглашение советского посольства, возвратился в Москву, 17 января 1945 года был арестован. 24 октября приговорён к высшей мере наказания (по ст. 58-1а УК РСФСР). 16 ноября приговор приведён в исполнение Гавриил Ильич Мясников- — рабочий-революционер, публицист, один из лидеров мотовилихинских большевиков. Инициатор расстрела Великого князя Михаила Александровича. Член ВЦИК. 20 февраля 1922 года был исключён из партии большевиков, но продолжал вести пропаганду в Мотовилихе и соседних регионах. 1930—1944 годах жил в эмиграции во Франции. 18 декабря 1944 года, получив приглашение советского посольства, возвратился в Москву, 17 января 1945 года был арестован. 24 октября приговорён к высшей мере наказания (по ст. 58-1а УК РСФСР). 16 ноября приговор приведён в исполнение.
Всю остающуюся жизнь Туркин будет бороться за возвращение ему привилегий старого большевика. Однако добиться он этого, так и не смог. В 1947 году Туркину делают унизительное предложение вступить в партию вновь, да ещё и с испытательным сроком. Вот как эти события описывал его внучатый племянник Георгий Ерёмин:
«Дядю Мишу оскорбили. Он с 1903 года был членом Мотовилихинского бюро РСДРП, а тут ему предложили вновь вступить, с испытательным сроком. Он купил две бутылки портвейна, выпил, уснул где-то в неположенном месте, и – воспаление лёгких. Не больше недели, наверное, лежал в больнице. Всё, умер».
Похоронили Михаила Туркина у самого обрыва лога на Егошихинском кладбище, и лишь несколько лет назад родственникам удалось добиться его перезахоронения на мемориале возле диорамы на Вышке в Мотовилихе.
