Сразу же по занятии белыми Перми по распоряжению командира 1-го Средне-Сибирского армейского корпуса Анатолия Пепеляева начальником гарнизона Перми подполковником Михаилом Эповым была образована «Комиссия по расследованию преступных деяний большевиков и их сотрудников». Притом в указе говорилось, что «анонимные доносы оставляются без рассмотрения», а «преследованию подлежат только преступления, покушение на таковые или приготовление к ним». «Принадлежность к той или иной партии или сочувствие ей, не выразившееся в тех или иных действиях, преследованию не подлежит, так как на убеждения и взгляды граждан посягательства быть не должно». Как сообщалось, «в следственной комиссии принимают участие представители университета, города, земства, адвокатуры и духовенства».
Говорим Колчак, подразумеваем – рынок
В первые дни и недели установления «омской власти» пермяки были озабочены, прежде всего, покупкой продуктов, изобилие которых немедля явилось с восстановлением свободной купли-продажи съестных и прочих полезных товаров.
«Кто легче на подъем и импульсивнее, – бросился на рынок, а то просто на улицы, где уже местами начала возрождаться свободная торговля, – писал очевидец. – Первый день, правда, довольно платоническая: лубочными картинками, да неизвестно откуда выплывшими календарями… на 1918 год, которому жизни-то оставалось лишь несколько ней. Из более существенного показались только папиросы и табак. Но все это: и папиросы, и лубочные картинки, и табак, и даже календари бойко разбирались героями дня – нашими дорогими гостями – солдатами Сибирской армии.
Обыватель посолиднее выждал еще денек, два, и начал уже основательнее обшаривать ожившие рынки, и устраивать форменные облавы на потянувшихся в город окрестных мужичков.
Товар тоже уже появился другой – посущественнее:
– Слышали? Муки сколько угодно, по сотенной за пуд!
– Чай по шестьдесят, масло по двадцать пять…
– Не может быть!
Но у всякого на каждый продукт находились достоверные свидетели из знакомых и знакомых его знакомых. Приходится верить.
Я лично могу засвидетельствовать, что встретил одного студента, батюшку которого всегда знал за солидного и в высшей степени достойного человека, – утверждавшего, что сестра мужа его двоюродной тетки, собственноручно купила три восьмых фунта сахара по десять рублей за фунт».
Цены – свободные, зарплаты – твердые
Юмор пермского газетчика не случаен: на самом деле продовольственные ожидания «изголодавшихся» горожан несколько опережали реальное положение дел. Нормальная рыночная торговля восстанавливалась постепенно. Первое время на рынке можно было увидеть только десяток-другой крестьян, которые привезли самые нехитрые, хотя идущие нарасхват, товары: караваи хлеба, овес и даже… конину. Никуда сразу не исчезли и продовольственные карточки. На январь 1919 года пермякам выдавали талоны на хлеб и муку, зато отменили их на яйца и мясо.
На Сенной площади Перми начали продавать в большом количестве обувь: галоши, валенки и сапоги. Из-за сильных морозов наибольшим спросом пользовались валенки, цена на которые доходила до 150 рублей за пару, что считалась «крайне дорого» (за галоши, например, просили от 25 до 40 рублей). К середине января на рынках можно было увидеть уже широкий ассортимент продуктов по вполне «сносным» ценам. Например, фунт сибирского сливочного масла стоил 15-20 рублей, мороженая щука – 7-8 рублей, копченая свинина – 20 рублей, ржаная мука – 40-50 рублей пуд, десяток яиц – 20 рублей. За «маленький» пшеничный пирожок с мясом просили менее рубля, а такой же, но «побольше размером», – 1 рубль 50 копеек. К слову, при большевиках, в декабре 1918 года, цена за пуд ржаной муки на пермском рынке доходила до 200 рублей за пуд. Правда, в «белой» Перми цены на продукты значительно колебались в зависимости от «привоза»: тот же пуд ржаной муки в дни, когда ее завозили мало, мог подняться в цене до 60-70, а то и более рублей. Порой это приводило к курьезам, когда, например, счастливый покупатель приобретал «по дешевке» пуд муки за семь червонцев, а на другой день, придя на рынок, рвал на себе волосы, увидев, что ее стоимость упала вдвое! Торговля была крайне выгодна для перекупщиков: фунт соленого сливочного масла в Омске продавался за 3 рубля фунт; соответственно, в Перми оно стоило вчетверо, а то и впятеро дороже.
Кстати, в начале февраля пермским уездным земством были утверждены новые «временные» ставки жалованья. Доктора получали 700-900 рублей в месяц, школьные фельдшеры – 420-480 рублей, земские служащие с полной выслугой лет – 450 рублей, учителя начальных школ – от 400 до 420 рублей.
«Керенки» – в доверии, дрова – в дефиците
К радости горожан, торговцы снова стали «доверять» денежным знакам:
«С возобновлением в Перми свободной торговли и поступлением в продажу хлеба, меновая торговля на толчке, столь процветавшая за последние 3-4 особенно голодных месяца (это после снятия-то нового урожая!), почти совсем замерла, – писала газета «Свободная Пермь». – Теперь все сделки по купле-продаже по-прежнему, совершаются на деньги, и заметно возрастание доверия к последним, особенно со стороны крестьянства. Хотя оно, по-прежнему, отдает предпочтение старым николаевским деньгам, но, в то же время, стало относиться с большим доверием, чем до сих пор было, к керенкам. Зато советские деньги (уральские рублевки и пятирублевки), многие крестьяне не берут, считая их теперь недействительными».
Притом в городе в условиях крепких морозов возник дефицит дров. Объяснялось это во многом желанием извозчиков «заработать» на ситуации. «Стоимость одной погонной сажени сосновых дров, купленных на днях из дровяного отдела – 57 рублей, а за привоз их в район Разгуляя от Истоминской пристани возчики требуют 130 – 150 рублей», – сетовал раздраженный обыватель.
Восстановление самоуправления
В Перми с приходом колчаковцев вновь была организована работа губернского и уездного земства.
«Сформировалась на днях Пермская Губернская Земская Управа, – сообщала местная пресса. – Председателем является Н. А. Вармунд, старый гласный Пермского губернского и Пермского уездного земств и гласный последнего состава губернского земства. В случае прибытия в Пермь председателя Пермской Губернской Управы последнего состава Ф. Я. Дьякова, Вармунд из состава управы выбывает».
Пермская уездная земская управа сделала циркулярное распоряжение о возобновлении работы всех волостных земств; одновременно в уезде восстановлен мировой суд «в составе назначенных мировых судей, избранных в 1917 году». Восстановленные земские учреждения первым делом тоже озаботились решением продовольственного вопроса: в Екатеринбург отправились уполномоченные для закупки продуктов – муки, масла, мяса, круп и сахара. Оживились и частные торговцы: «Многие коммерсанты Перми начали заготовку товаров, главным образом, в Сибири». В городе начала работать специальная «комиссия по денационализации частной торговли», которая постановила:
«Для полной проверки числа и местонахождения складов с национализированными товарами просить квартальных наблюдателей, бывших служащих советских учреждений и и всех вообще граждан сделать в комиссию заявление о всех известных им складах… Комиссия считает целесообразным разрешать открывать торговлю в магазинах по мере их учета, представляя список таких магазинов на утверждение уполномоченного по продовольствию».
Возобновилась работа Пермской городской Думы. В числе ее первых решений в январе 1919 года: возвращение аптек прежним владельцам, постановление об открытии «эпидемического лазарета» на 200 кроватей, выделение пермскому научно-промышленному музею 5 тысяч рублей на ремонт. Дума также уполномочила профессора Култашева на поездку в Омск в министерство народного просвещения Всероссийского правительства «с целью хлопотать о субсидии на содержание средней школы».
По решению гордумы, пермская городская управа объявила сбор пожертвований «в пользу семейств убитых воинов Народной Армии» и «на сооружение памятника, на Новом кладбище Перми на братской могиле воинов Народной Армии, убитых при освобождении города Перми и окрестностей».
Благотворительные балы и концерты
В Пермь вернулась «светская жизнь»: в городской управе вновь проводились благотворительные вечера, «основной приманкой» которых, по едкому замечанию корреспондента «Свободной Перми», «были два жирно напечатанные слова: «Продажа вина». 18 января в городском театре состоялся по случаю Нового года «многолюдный бал-маскарад, концерт и балетное отделение», Правда, как жаловался один из участников вечера, «маскарад был слаб, исчерпываясь полутора десятками масок». Большим успехом у горожан пользовались лекции футуриста, «московского йога», как он себя называл, Владимира Гольцшмидта, друга поэта Василия Каменского. При большевиках этот «оригинал» по понятным причинам предпочитал не обращать на себя внимания властей: однако теперь вновь открыто разгуливал по центральным улицам «по двадцатиградусному морозу в декольте и без пальто, с серьгой в ухе и с завитыми волосами». На своих лекциях Гольцшмидт «говорил абсолютные нелепости», например, утверждал, что «сильное желание человека лететь может преодолеть закон тяготения, подобно тому, как человек осуществляет желание ползать, ходить и плавать»…
6 февраля седьмым классом женской Мариинской гимназии в помещении Общественного собрания был устроен благотворительный концерт-бал «в пользу первой Пермской дивизии и воинов-учащихся»:
«Публики было около 1 тыс. человек, наполнивших непроходимой стеной все залы и коридоры. Программа состояла лишь из любительских номеров, среди которых немало было удачных. Аукцион бутылки коньяку дал 1тыс. 410 рублей. После исполнения состоялись танцы».
Подобные «концерты-балы» от Мариинской гимназии стали традиционными в «белой» Перми.
7 февраля в городском театре «с успехом» прошел «смешанный спектакль в пользу первого Сибирского корпуса:
«Закончился вечер интересными балетными отделениями из номеров учениц балетной школы г-на Вреден-Полевого. Среди номеров мало было новых и неизвестных пермской публике, но почти все смотрелись с удовольствием. Из танцев отметим античный танец и танец лаун-теннис, равно как и их очень недурных исполнительниц – г-ж Морозову и Столяровскую и г-ж Веденяеву и Знаменскую. Наиболее шумный успех возбудил русский танец, прекрасно проведенный четырьмя исполнителями. Между балетными отделениями в публике был произведен сбор пожертвований, давший большую сумму»…
На Вятку: в порыве, но не в прорыве…
В январе – начале февраля 1919 года Сибирская армия продолжала наступление на Глазовском, Чердынском, Соликамском, Оханском и Осинском направлениях. 3-я армия РККА пыталась контрактовать на Пермь, но без особого успеха. В начале января белые взяли Соликамск, 11 января – Нытву, 15 января – станцию Менделеево (22 числа она была оставлена сибиряками). Несколько попыток штурма Оханска, окруженного с трех сторон еще 11 января, окончились для белых неудачей.
Впрочем, даже несмотря на замедление зимнего наступления на Вятку, казалось, колчаковцам гарантирован скорый успех, учитывая наметившиеся успехи белых армий юга и запада.
«Одновременно с неуклонным наступлением Сибирской армии все прочнее, все теснее сжимается железное кольцо, окружающее большевиков со всех сторон, – говорилось в информационном сообщении, подписанном в феврале 1919 года начальником штаба Сибирской армии генерал-майором Борисом Богословским. – На кавказском, южном, западном и северо-западном фронтах вырастают грозные армии, наносящие большевикам решительные поражения.
Добровольческая армия генерала Деникина 16-го февраля под Владикавказом совершенно разгромила самую большую II большевистскую армию, взяв свыше 22 тыс. пленных, 95 орудий, 162 пулемета, 8 броневых и санитарных поездов, очистила от красных Владикавказ и весь Средний Кавказ и достигла
Каспийского моря. В Донецком районе на ст. Попасная ген. Краснов уничтожил после 3-х дневного боя 14 февраля 2-болыиевистскую дивизию…
Под Нарвой и Псковом происходят успешные бои с отступающей Красной армией. В Эстляндской губернии и Финляндии под начальством героя взятия Эрзерума ген. Юденича собирается добровольческая армия, которая должна освободить от красных северо-западную Россию.
Большевики сами понимают опасность своего положения. Так, Ленин на съезде советов в Москве сказал, что латыши ушли, а с их уходом осталась такая армия, которая побежит от первого выстрела и первым долгом перебьет всех комиссаров».
